Сьенфуэгос - Страница 24

Однако самой большой из совершенных Колумбом ошибок, сыгравшей, возможно, роковую роль в истории, оказалось его внезапное решение взять курс на юго-запад — как раз в то время, когда он находился на равном расстоянии от берегов Кубы и полуострова Флорида.

Если бы они, как и прежде, держали курс на запад, весьма вероятно, что флотилия причалила бы как раз в том месте, где сейчас находится город Майами. А еще более вероятно, что в этом случае испанцы с самого начала начали бы осваивать территории, которые теперь принадлежат Соединенным Штатам, не позволив англичанам примерно столетие спустя захватить эти земли.

И вот теперь, благодаря капризу адмирала, они оказались на северном берегу Кубы, где, наконец, смогли причалить, и толмачу Луису де Торресу приказали отправиться в сельву в поисках известий о Великом хане и золотых приисках.

С собой он позвал Родриго из Хереса — щеголеватого коротышку, весьма живого и словоохотливого, слывшего к тому же изрядным пройдохой. Однако Луис, сомневающийся в своих способностях найти общий язык с островитянами, решил позвать на остров еще и Сьенфуэгоса, отчаянно умоляя его к ним присоединиться.

— Адмирал мне этого не позволит, — последовал честный ответ. — Он имеет на меня зуб и уверен, будто я все неправильно понял.

— Ему необязательно об этом знать, — хитро ответил Луис. — У него хватает своих проблем, чтобы еще следить за каким-то юнгой. Сколько раз мы уже отлучались, куда хотели, а никто так и не заметил. Так что мы тебя ждем.

Вот так канарец Сьенфуэгос, известный также как Гуанче, приобрел дурную привычку, с которой не расстанется до самой могилы. Это произошло в с наступлением вечера, когда тени, как всегда в тропиках, стремительно надвигались, и трое испанцев вошли в крохотную, но прекрасную деревеньку, состоящую всего из пятнадцати крытых пальмовыми листьями хижин, где их дружелюбно приняли похожие на племя гуанахани индейцы, поначалу, конечно, изумленно взиравшие на странные одежды вновь прибывших.

Им предложили попробовать зажаренную на углях огромную ящерицу, называемую игуаной; вид она имела довольно-таки неприглядный, но на вкус оказалась превосходна. Потом все чинно расселись вокруг костра, и старший из туземцев осторожно зажег факел.

Необъятная тослтуха раздала присутствующим какие-то толстые свитки из коричневых листьев, и туземцы взяли у старика угольки и приложились к ним кончиками этих трубочек, а через другой конец глубоко вдохнули.

Испанцы наблюдали за ними с удивлением.

— Что это они делают, черт подери? — в ужасе спросил Родриго из Хереса. — Легкие же сожгут!

Через некоторое время туземцы с явным удовольствием стали выпускать изо ртов дым, и вскоре по деревне разнесся странный запах — и едкий, и сладкий одновременно, плотный и незнакомый.

— Наверное, это чтобы отогнать комарье, — предположил канарец. — Никогда не видел таких здоровенных.

— Или чтобы сдохли блохи, — ввернул обращенный еврей. — Погляди, как друг дружку окуривают!

— Колдовство! — заявил Родриго из Хереса.

Вскоре женщина, чья широкая улыбка беззастенчиво демонстрировала отсутствие зубов, вручила трем испанцам свернутые трубочками листья. Моряки взяли их с нескрываемой тревогой.

— Та-бак, — объяснила женщина, ткнув каждого пальцем в грудь. — Табак.

— Табак, — повторил Родриго из Хереса, покрутив пальцами странный сверток листьев. — И что она этим хочет сказать, черт побери?

— Наверное, хочет, чтобы мы тоже пустили дым, — предположил Луис из Торреса. — Похоже, взаимное окуривание у них что-то вроде знака уважения.

— Не станем мы коптиться как ветчина! — возмутился Родриго. — Лично я отказываюсь.

Тем не менее, Сьенфуэгос с удовольствием принял предложенный одним из туземцев горящий факел, и, поразмыслив несколько мгновений, поджег конец трубочки и с силой вдохнул.

Сноп искр посыпался на Родриго из Хереса, тот резко подпрыгнул, отряхиваясь.

— Мать твою за ногу! — в ярости рявкнул он. — Смотри, что ты наделал, придурок!

— Прости! — извинился рыжий. — Это не так просто, как кажется.

Он попробовал снова, и теперь глубоко затянулся, но тут же рухнул навзничь, так отчаянно закашлявшись, что казалось, вот-вот задохнется.

— Боже правый! — вышел из себя королевский переводчик. — Что с тобой сделали эти дикари? Тебя отравили?

Туземцы же, в свою очередь, зашлись в приступе смеха, а двое из них помогли парню встать на ноги и стали хлопать его по спине.

Со слезами на глазах пытаясь переварить дым, канарец еще долго кашлял, хотя и не выпустил из рук табак, который с интересом разглядывал.

— До чего ж странная штука! — сказал он наконец. — Но забавная.

— Забавная? — удивился Родриго. — Да ты чуть не помер!

— Просто нужно привыкнуть, — ответил канарец и сделал еще одну попытку, только с большей осторожностью. — Мне нравится! — заявил он, слегка наклонив голову. — Похоже, мне нравится! Попробуйте!

— Убери это от меня! — возмутился Родриго. — Думаешь, я свихнулся? Может, для тебя это колдовство и подходит, ты ведь такой же дикарь, как они.

Похоже, индейцы тоже считали, что паренек — такой же дикарь, как и они, или просто, заметив, что он пытается перенять их обычай, прониклись к нему симпатией, потому что немедленно принялись демонстрировать свои предпочтения, позабыв о его спутниках, так и сидящих с потухшими сигарами в руках.

Сьенфуэгос, не переставая выпускать дым, что явно считалось у местных важным занятием, повернулся к Луису и весело сказал: